Заведующий райфинотделом старого Ставрополя Николай Арефьев был арестован в 1937-м. Обвинение, предъявленное ему, носило весьма туманный характер. Статья 58-11-7 трактовалась как «связи и пособничество «врагам народа». Так или иначе, но отец четверых детей, чье имя для многих было эталоном честности, был уведен под конвоем в глухую ночь…
Занимался солнечный день. Поеживаясь от утренней прохлады, Николай стал собираться. Сегодня по совету родителей он едет в город на заработки. В семье у отца-крестьянина девять душ — 5 детей да родители. С деньгами стало туго, вот и решили старшего сына Николая послать в Самару.
Отец имел земельный надел, но собственником не был. Земля принадлежала помещику. Его родители были крепостными, всю жизнь гнули спину на барина. После отмены крепостного права в 1861 году положение не изменилось, денежный и натуральный оброк был высоким.
Рабская зависимость от помещика стала нетерпимой. Выкупить эту землю и стать ее хозяином — об этом мечтал глава семьи. Первым и надежным помощником, опорой был 18-летний Николай. И вот ему предстояло начатьработать в городе…
Революционные события в его Нижне-Санчелеевской волости и Ставропольском уезде волновали, но в политику не совался, был замкнут. Ходил в церковь, молился, танцевал на вечерках, исправно работал в хозяйстве отца.
Он знал, что в Ставрополе в общественном семейном клубе без разрешения местных властей состоялось собрание интеллигенции ислужащих местных учреждений. Собравшиеся пели революционные песни, а потом, как доносил уездный исправник, несколько ораторов «произнесли зажигательные речи». Аграрное движение в уезде охватило крестьян села Никольское, Русской и Мордовской Борковки. Крестьяне разгромили хутора графа Орлова-Давыдова, потом стали громить другие хутора того же помещика. Обо всем этом, да и о многом другом размышлял Николай, отмеривая версты по родной ставропольской земле.
На пароходе «Царевна Мария» Николай прибыл в Самару. Был август 1915 года. В городе многолюдно, шумно. Афиши извещали, в театре — концерты знаменитого певца Леонида Собинова.
Николай устроился токарем-станочником на штамповочной фабрике Зимина. В свободное от работы время он ходил гулять в Струковский сад, на Самарскую пристань.
Новые знакомства, встречи, беседы в рабочей среде на многое открыли ему глаза, сыграли решающую роль в формировании его характера, мировоззрения, его отношения к действительности.
Арефьев стал посещать рабочие кружки, почувствовал духовную близость к этим людям. Он считал справедливым и единственно правильным лозунг большевиков: «Вся власть — Советам, заводы, фабрики — рабочим, землю — крестьянам!».
В январе 1916 года Арефьев переехал в Ставрополь. Устроился писарем в комитет беженцев. Недолгое пребывание в армии — и вновь, уже в 1918 году, Ставрополь. Ему предложили работу в конторе Ставропольского уездного Совета. Он охотно согласился.
В качестве конторского служащего овладел и изучил административно-хозяйственную и финансовую работу. Однако положение советской власти в городе было неустойчивым, эсеры, меньшевики, кадеты стремились парализовать работу Советов. События развивались драматически. В результате вспыхнувшего мятежа Советы были разгромлены. Большевики бежали из города. Началась облава.
Председатель Совета В. Баныкин был застрелен на улице при попытке уйти из города. Вскоре, по мобилизации, Арефьев оказался в белой армии Колчака и был увезен в г. Иркутск. Улучив удобное время, он бежал в расположение частей Красной армии, надел красноармейскую форму и принял участие в декабре 1919 года в освобождении Иркутска от колчаковцев.
Во время гражданской войны он вступил в партию большевиков. В боевых походах сражался против казачьего войска Семенова, барона Унгерна, под Волочаевкой и Спасском. В составе народно-революционной армии Дальневосточной республики Н.Арефьев завершил свой боевой путь у берегов Тихого океана.
В 1922 году он возвратился в Ставрополь. В его личной жизни произошли перемены. Он встретился с очаровательной Лидочкой, выпускницей Ставропольской гимназии. Они поженились. В 1924 году родился первый сын — Владимир.
Н. Арефьев — на финансовой работе, много ездит по Самарской области по поручению партийной организации. Он не искал легких путей в жизни, а свое должностное положение укреплял добротным отношением к порученному делу. Во взаимоотношениях с товарищами был корректен. Его уважали за спокойный и ровный характер. После окончания курсов при финансовой академии Ленинграда его повысили в должности. С успехом выступает на совещаниях, пленумах. Его избирают членом райкома партии, исполкома.
Были изменения и в семье. Появился еще один сын, Станислав, потом дочь Римма.
Николай Алексеевич любил жизнь, и спасали его от всех невзгод его душевная доброта и терпение. В 1937 году родилась дочь Тамара, В семье прибавилось хлопот, было шумно, весело. И вдруг, как гром среди ясного неба: арест. Его взяли сентябрьской дождливой ночью 1937 года. Вошли трое местных энкавдшников, знавших его. Переминаясь с ноги на ногу, чувствуя неловкость от своей неблагодарной миссии, объявили об аресте.
Николай упавшим от волнения голосом стал успокаивать рванувшуюся к нему с грудной дочкой на руках жену Лидию Алексеевну. Проснулся младший сын и, остановившись в дверях, широко раскрытыми глазами смотрел на отца и незнакомых людей. Николая Алексеевича увели.
За связь с «врагом народа» некоторые его родственники были отстранены от работы.
Постановлением тройки при УНКВД по Куйбышевской области 14.02.38 года Николай Алексеевич был признан виновным в том, что в своей практической деятельности проводил «вредительскую работу, халатность, злоупотребления служебным положением», и приговорен к 10 годам лишения свободы.
Много было неясного в этом сообщении. После приговора его под конвоем повезли на Колыму, в Магадан. В зарешеченное окно вагона он узнавал знакомую местность — Сибирь, где в гражданскую войну стоял грудью за Советскую власть. А теперь его везут по этим местам как врага этой власти. Слезы застилали глаза: «Что будет с семьей?» В том, что это злонамеренность, он не сомневался. Но кто? С какой целью? И не находил ответа.
Для семьи начались мучительные дни. Лидия Алексеевнастала писать К.Е. Ворошилову, М. И. Калинину, чтобы разобрались в деле мужа. Убеждала, доказывала, что он не виновен, что допущена ошибка.
Оказавшись в отчаянном положении, она стала искать работу. Это было нелегко. Мытарства начались с того, что семью выселили из дома на Красноармейской улице г. Ставрополя. Наконец она отыскала место учительницы начальных классов в селе Выселки, а затем в селе Русская Борковка (временно). Дети тосковали об отце. Особенно остро переживал старший сын Володя. Он замкнулся, стал несдержанным. Уединившись, закрыв лицо ладонями, чтобы не травмировать детей, подолгу безутешно плакала Лидия Алексеевна.
И вдруг блеснул луч надежды. Ей сообщили, что прокурор Куйбышевской области опротестовал постановление тройки руководству НКВД по Куйбышевской области.
В протесте от 20.09.1939 года указывалось, что в материалах уголовного дела нет данных о проведении Арефьевым вредительской деятельности, и предложено постановление тройки от 14.02.1938 года отменить, уголовное делопроизводство прекратить, за отсутствием состава преступления, из-под стражи освободить.
Протест прокурора области был рассмотрен, уголовное дело в отношении Н. Арефьева было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления…
Будто из железа был выкован этот человек, перенес все выпавшие — его долю невзгоды, прошел через все муки ада и чудом остался. И возвратился к семье домой. После пережитого он не стал отступником, не сломался. Не изменил своих убеждений и взглядов.
С пониманием и уважением отнеслись к его заявлению, и он был восстановлен в партии и на работе. Он редко вспоминал о своих злоключениях, только рассказывал про страшные сны, видимо, в сорочке родился и под счастливой звездой.
В годы Великой Отечественной войны Н.Арефьев много работал над формированием денежного и вещевого фондов помощи фронту, принимал активное участие по организации отправки посылок на фронт.
Сын Владимир стал военным, закончил войну в звании майора, проживает в г. Арзамасе Нижегородской области. Сын Станислав и дочь Римма стали педагогами, дочь Тамара – фармацевтом. Все трое проживают в г. Тольятти.
На шестьдесят четвёртом году жизни, в 1960 году, скончался Николай Алексеевич. С тех пор над его скромным памятником колышется куст сирени. Почти на двадцать лет пережила своего супруга Лидия Алексеевна. Они – одни из многих миллионов рядовых граждан страны, чья судьба повторила ее повороты и извилины…
Из воспоминаний детей Николая Алексеевича
Дочь Николая Алексеевича, тольяттинская пенсионерка Римма Николаевна Арефьева вспоминает о нем:
– Отец был талантливым самоучкой. Родился он в селе Нижнем Санчелееве в 1897 году и окончил всего три класса церковно-приходской школы. В семье деда-крестьянина было пятеро детей, и отец, как старший, уехал в 1915 году работать в Самару, устроился на фабрику Зимина. В 1916-м был призван в царскую армию, где прослужил несколько лет. Некоторое время он был даже в армии Колчака… Вскоре Николай, как и тысячи его ровесников в то время, увлекся революционными идеями и перешел на сторону Красной Армии, принял участие в освобождении Иркутска от колчаковцев.
Пройдя гражданскую и приехав в Ставрополь в 1922 году, Николай женился на выпускнице местной гимназии Лидии. В 1924-ом родился старший сын Владимир, три года спустя — Станислав. Начав трудовую деятельность в финансовых органах Ставрополя, Николай к середине тридцатых уже занял пост начальника финансового отдела. Столь блестящую карьеру для человека, имеющего за плечами первую ступень начальной школы, можно объяснить лишь природными способностями.
В обязанности отца входил сбор налогов по всему Ставропольскому району, — говорит Римма Николаевна. — Помню, из одежды был у него только старый тулуп. Надевал он его и уезжал. Жили мы очень бедно. Не было у нас ни простыней, ни пододеяльников. При этом было много книг. А поскольку отец свято верил в коммунистические идеи, то собрания сочинений Ленина и Сталина были в наличии.
Вспоминает младшая дочь Николая Алексеевича Тамара Николаевна:
– Отец, как и положено было начальнику финотдела, накладывал налоги на жителей села Борковка. Сельские бабы шли к матери и просили: «Алексеевна, похлопочи или напиши заявление, чтобы налог скостили или сняли». И мать писала на имя отца эти заявления. Из-за него у них с отцом были споры. Но если только было возможно, отец шел навстречу. И всегда повторял матери: «За хлопоты никогда не бери даже ягодки…». И не брал. Жили более чем скромно, тем, что давала земля, картошка, тыква были свои. Деньги отца шли государству. Он, как начальник, подписывался на военные займы — на один- два или даже три оклада…
Арест отца хорошо запомнил старший сын Владимир. Ему было в ту пору тринадцать. Казалось, даже сотрудники НКВД, знавшие Николая Арефьева, пребывали в некотором смущении из-за осознания своей черной миссии. На руках Лидии Арефьевой осталось четверо детей. Среднему, Славе, было десять, Римме — три года, Тамаре — три месяца.
Как правило, арест «врага народа» рикошетил по его ближайшему окружению. Так было и на сей раз. Раньше Лидия Алексеевна учительствовала, но теперь ей, как «вражьей» жене, устроиться в школу было невозможно. А однажды, придя домой, несчастная женщина обнаружила, что весь ее нехитрый скарб вынесен на улицу, Неподалеку была привязана единственная кормилица корова. С трудом удалось обездоленному семейству найти квартиру.
– Всем была безразлична судьба матери и четверых детей, — вспоминает Тамара Николаевна. — Наконец заведующий районом Агафонов, сжалившись и не побоявшись, дал маме работу учителя в селе Русская Борковка за пять километров от Ставрополя. Так вот маме приходилось ходить пешком туда и обратно, оставляя дома четверых малолетних детей. Иногда приходилось возвращаться уже ночью под вой волков. Дорога проходила примерно в районе теперешних пионерлагерей, потом выходила ниже того места, где сейчас расположен памятник Татищеву. В селе маму очень любили, старались помочь продуктами. Было очень трудно, и мать в отчаянии писала письма Сталину, Калинину, Ворошилову. Продолжалось это до тех пор, пока кто-то из сотрудников НКВД не вызвал ее и не сказал, чтобы она прекратила эту практику, если не хочет отправиться вслед за мужем.
Тогда ведь мы еще не знали, как часто вслед за мужьями забирали и жен, и детей «врагов народа».
Однажды Володя Арефьев, придя из школы, твердо сказал, что больше не намерен туда ходить, так как нет у него сил носить клеймо сына «врага народа», о котором ему не уставали напоминать одноклассники. Владимира отправили в Москву, к тетке. В самом начале войны он, семнадцатилетний мальчишка, ушел добровольцем на фронт.
Можно сказать, что Николай Арефьев был рожден в рубашке. Из десяти лет, к которым его приговорила «тройка», он отбыл три года. Срок отбывал на Колыме, в Магадане.
– Сложно сказать, что именно сыграло роль при освобождении отца, — говорит Римма Николаевна. — Возможно, по какой-то счастливой случайности письма матери в какой-то инстанции возымели действие. В том, что отец вообще остался жив, думаю, сыграла роль его деревенская закваска, то, что он умел делать абсолютно все — и хлеб печь, и валенки подшивать, и многое другое. По возвращении из лагерей отец нам, детям, ничего не рассказывал, тема эта была дома запретной. Помню, что ноги отца напоминали сплошное кровавое месиво из-за цинготных язв, и каждый год врач делал ему пересадку кожи. Во рту у него практически не осталось зубов. Несмотря на все перенесенные страдания, отец никогда не жаловался. Более того, как и многие в то время, он был уверен в невиновности, непогрешимости Сталина.
Кое-что об ужасах ГУЛАГа мы узнали от брата мамы, Федора Воробьева, тоже пострадавшего от репрессий. В Москве он был осуждён за какое-то высказывание о Сталине. Он говорил о жёсткостях, которые творились за колючей проволкой на Колыме, о замёрших трупах, которые складывали в штабеля. Однажды за труп приняли самого дядю Фёдора и сложили вместе с другими в кучу. Спасло его лишь то, что он неожиданно зашевелился, и кто-то это заметил.
Во время войны и в послевоенные годы Николай Алексеевич работал заведующим райфинотделом. Наверное, большую роль играло и то что честность и принципиальность его были известны всем. Даже дети это понимали. Римма Николаевна вспоминает о том, как их семьи приобрела первый утюг. По тогдашним меркам эту роскошь необходимо было зарегистрировать. Так вот, Николай Алексеевич не позволял домашним пользоваться утюгом, пока не была произведена регистрация. Он скрупулезно следил за тем, чтобы было сдано государству должное количество молока от их коровы, хотя семья жила впроголодь.
– Брат отца, Вениамин Николаевич, был директором планового института в Куйбышеве, — говорит Римма Николаевна. — Моя младшая сестра Тамара хотела поступить в этот институт, но отец ей категорически запретил. Не хотел, чтобы сестру кто-то упрекнул в том, что она и директор — однофамильцы. Потом Тамара окончила Московский фармацевтический институт…
Когда стали переносить старый Ставрополь, Николай Алексеевич решил построить дом, потом рядом с домом сам возделывал сад. Выросли дети. Станислав Николаевич закончил пединститут, работает в тольяттинской школе N 16. Тот же путь выбрала Римма Николаевна, долгие годы проработавшая педагогом начальных классов в 10-й школе.
Вся жизнь Николая Арефьева посвящена работе в финотделе, откуда он и ушел на пенсию. Правда, побыть пенсионером ему почти не пришлось. Он умер в 1960 году на шестьдесят четвертом году жизни.
Ольга Тарасова
Источники и литература
Газета «Площадь свободы», № 50 от 21 марта 2001 г.